Д Кузиманза - Ну и что, что тролль[СИ]
— Бредни! — серьёзно сказал Годфрид, появляясь из-за спины Бесси.
— Люди говорят! — заупрямилась повариха. — Уже не первый раз встречали такие знаки на ладонях несчастных, которые забрели в эти ужасные места. Один юнец, который ослушался старших, пошёл туда и за тринадцать дней превратился в курицу! Отец его только обрадовался такому непредвиденному случаю, ведь молокосос был большим озорником и всем лишь вред делал.
— Так значит, — засмеялся Готфрид, — курица — это чудовище темноты?
— Так значит, вы не знаете, что было дальше с той курицей. Несла по пять яиц ежедневно, каждый завидовал и хотел перекупить несушку у того отца. Но прошли тринадцать закатов, и счастливый отец вдруг заметил, что вырос у него козий хвост, а руки-ноги стали, как лапы с когтями. Глаза покраснели, уши вытянулись, а нос загнулся. Сама его собственными глазами видела, такое лишь на картинках бывает. Что было дальше, никто не знает, известно лишь, что на следующий день на рассвете нашли тела всех жителей деревни без голов. Говорю вам, страшные времена наступили, все должны держаться вместе, только так и выжить!
А на юг отсюда проживает в своей чёрной башне старая ведьма. Говорят, что всех, кто пробует добраться до её башни, превращает в летучих мышей! И те целыми днями и ночами парят вокруг её жилища.
— Бедняги! — рассмеялся Годфрид. — Но кроме своих рассказов, принеси госпоже чего-нибудь поесть. Садитесь за стол, пока Ингигерда наверху.
— Спасибо.
— Может, госпожа чего-либо ещё желает? — спросил он, широко улыбаясь.
— Нет. Но… — пробормотала растерянно Бесси. — Я совсем забыла, что принимая нас, ты очень рискуешь попасть во враги бездухов. Я восхищаюсь твоими храбростью и добросердечием! Возьми этот кошелёк и прости нас.
— Госпожа, — стал серьезнее Годфрид, — не дело отказывать в помощи. Как говаривал мой дед: помогай, потому что помогут и тебе. Что же касается бездухов и всех тех историй, что рассказывают люди вроде нашей Урсулы, то у страха глаза велики. Лучше я расскажу госпоже историю о тролле и подмастерье.
"Утро было самым обычным. Солнце привычно начинало своё странствие по небесному своду. Птицы, радуясь хорошей погоде, пели песни, полные романтического пыла.
А по лесной тропинке шёл молодой подмастерье из славного цеха пекарей. Был он худым, даже костлявым, и это наводило на мысль, что хозяин его не только жалеет хлеба для своего работника, но, может быть, и бьёт. А работы не жалеет.
Подмастерье звался Георг, только вступил в свою восемнадцатую весну и, желая это отметить, не отказался познакомиться с некоей нежной особой, которая назвалась эльфийской леди из далёкого леса. У неё в сумке оказались отличное вино и вкусная закуска…
Утром проснулся, однако, обобранный до нитки этой "леди", которая благополучно скрылась в лесу или, скорее всего, отправилась искать новых жертв. Самым горьким для Георга оказалось то, что "леди" нашла и забрала сбережения, что были зашиты в его куртке. У паренька отчаянно болела голова, всё плыло перед глазами и, ничего, следовательно, странного, что увидел он огромного тролля, уже наткнувшись на него.
Наткнулся и с ужасом посмотрел на громадную тушу зеленоватого цвета, одетую в драные меха. Тролль сидел посреди тропинки и с увлечением строил маленький замок из камешков. Увидев возле тролля ещё и здоровенную дубину, подмастерье крикнул пронзительно и пискляво, приготовившись упасть без чувств. У тролля, поглощенного своим занятием, дрогнула большая лапа, и причудливая конструкция игрушечного замка разлетелась на кусочки, вызвав у чудища гримасу безграничного отчаяния. Быстро определив причину катастрофы, тролль посмотрел на Георга, отчаянно заревел, вскочил на ноги и взмахнул дубиной над головой подмастерья.
Тот здорово испугался, но делать было нечего, и решил тролля обмануть. Прежде чем тролль опустил дубину на его голову, Георг поднял комочек земли и раскрошил его в ладонях.
— Дур… Честный воин! — крикнул он. — Оставь меня в покое, иначе я расколю твою башку так же, как делаю это с камнем!
А дальше произошло невероятное… точнее, вполне предсказуемое, ведь тролли прославлены своей глупостью. При звуке этих слов тролль раззявил рот с удивлением и даже страхом.
— Ай, колдун! — закричал, падая на колени и отшвырнув дубину. — Не обижай меня! Вместо этого приглашаю тебя ко мне в гости на угощение.
Подмастерье сначала засомневался, но, чувствуя себя хитрым и ловким, согласился. Они отправились в пещеру тролля, и тот угостил Георга вином. Георг прислушивался к нескладной болтовне тролля, попивал изысканный напиток и думал, как неплохо будет водить дружбу с глупым, но сильным созданием.
— Ты знаешь, приятель… — сказал он. — Если бы мы вместе начали грабить на дороге, то это была бы не жизнь, а малина!
— Приятель? — обрадовался тролль и поставил перед подмастерьем миску со странным, но вкусным супом, в котором плавал большой коготь.
— Да, — повторил Георг, хлебая суп, — это была бы не жизнь, а малина!
— Я тоже так подумал, — весело сказал тролль. — Вот и супчика тебе дал, чтобы ты был мне под стать…
С тех пор Георг живёт со своим приятелем в пещере. Даже его прежний хозяин не принял бы к себе на работу маленького, зелёного, пучеглазого тролля!"
Бесси рассмеялась:
— Какая забавная сказка!
— То-то и оно! — усмехнулся и Готфрид. — Ну и что, что тролль? Самому нужно быть человеком!
Замолчали, потому что по лестнице спустилась хмурая седая Ингигерда.
— Сказка? Если бы! — возразила она. — С тех пор тролль спускается с горы и строит свои замки на больших дорогах. Мне пришлось объехать два подобных сооружения, когда я спешила сюда.
— Значит, он разбойник?
— Ну нет, мозгов у него на это не хватает, вот что я вам скажу.
— Но неужели Георг до сих пор не уговорил тролля расколдовать себя?
— Для этого нужна голова или головы поумнее, чем у тролля. Ну, скажем, вон ту солонку может разбить и мышь, а опять превратить в целую — только волшебник.
— Как печально!
— С тех пор, — продолжала Ингигерда, — Георг печёт в пещере хлеб на продажу, а вырученные деньги тратит на магов, чтобы вернули ему прежний облик. Спроси Готфрида, кто поставляет хлеб и булочки в гостиницу?
— Да неужели? — пробормотала изумлённая Бесси, но тут же опомнилась. — Я так благодарна почтенной Ингигерде, и плата…
— В качестве платы бросьте моей упряжке по цыплёнку.
— А что у неё за упряжка? — тихо спросила Бесси у Готфрида.
— Лучше госпоже не знать, — коротко ответил тот и поспешил выполнить пожелание Ингигерды.
— О! — только и сказала Бесси. — Тогда я поднимусь и посмотрю на Айвена.
— Смотреть там особенно не на что. Если бы он был обычным человеком, то я сказала бы, что его изрядно побили, держа за горло длинными когтями. Но он могучий маг, и всё могло происходить по-другому.
— Разве мага не могли избить?
Ингигерда насмешливо покачала головой:
— Можно подумать, что госпожа не знает своего мужа. Когда я меняла повязки на его ранах, он лежал смирный, как ягнёнок. Но как только я попыталась нафаршировать раны магией… ну и вскинулся же он. И — не желая повторять судьбу Георга — я отступила. Дала ему единственное зелье, на которое мастер Айвен согласился, — сонное, и теперь он спит, как младенец. Лучше госпоже не тревожить его сон и подумать о себе. Не дело, чтобы мастер Айвен, проснувшись, увидел у жены бледное лицо и тёмные круги вокруг глаз.
— Надеюсь, этого не произойдёт. Здешний хозяин так заботлив.
— Хозяин? Какой хозяин? — удивилась Ингигерда.
— Готфрид.
— Но он не хозяин, а нечто вроде управляющего или дворецкого. Разве госпожа не обратила внимания на вывеску гостиницы?
— Нет.
— А зря. Любая вывеска расскажет вам больше болтливого человека. Болтун болтает о том, что ему самому интересно, а вывеска говорит всё сразу.
— Как же называется гостиница?
— "У Беззащитной Сиротки".
— Какое странное название!
— Не более странное, чем "У Кривого Билла".
— Но не хотите же вы сказать, что хозяйку зовут Беззащитная Сиротка?
— Мне недосуг что-либо ещё говорить, — проворчала Ингигерда, вынимая из большого кармана хрустальный шар и внимательно вглядываясь в него, — я спешу. Что, Готфрид?
— Мне кажется, по одному цыплёнку маловато.
— Нечего закармливать их перед дорогой, иначе им не поднять не то, что карету, а самое себя.
И опять Айвен шёл, но теперь лесной дорогой, которая постепенно превращалась в узкое и неглубокое ущелье. Дорога была ему отлично знакома: одно из любимых мест его детства. Справа белели высокие березы, по левой же стороне золотилась гуща соснового молодняка. Всё больше чувствовал в воздухе влажность и запах прелых листьев. Здесь, дальше по ущелью господствовал лес бука — мрачный и суровый в эту пору дня. Он медленно двигался вперёд. Не чувствовал страха, несмотря на то, что становилось всё темнее и тише. И тогда вдруг стал отдавать себе отчёт, что тишина, которая его окружает, абсолютна. Поднял голову, чтобы посмотреть на звезды, но небо не было уже безоблачным.
